значения теории
ЗНАЧЕНИЯ ТЕОРИИ. — Понятие значения в аналитической философии языка фактически является аналогом того, что в философии сознания именуется «mind», «consciousness» (англ.), или «Geist» (нем.), т.е. сознанием, духом. В понятии значения пытаются схватить ускользающее идеальное содержание человеческого мира, и эта задача оказывается почти невыполнимой в рамках основных установок аналитической философии.
В работах представителей теории речевых актов (Дж. Остин, Дж. Сёрл) и интенционализма (П. Грайс, Дж. Беннет, С. Шиффер) понятие значения рассматривается в контексте своеобразного деятельностного подхода. Так, Остин разработал развитую таксономию речевых актов, чтобы преодолеть «дескриптивистскую ошибку» — отнесение значения только к высказываниям. Он подчеркивал важность анализа деятельности по формулировке высказываний. В интенционализме значение языковых выражений усматривается в намерениях (интенциях) говорящего. Значение — это то, что говорящий подразумевает своим высказыванием или хочет, чтобы другие понимали под ним. Однако интенции не могут быть выражены иначе, как в языке, и возникающий вопрос об их собственном значении порождает бесконечный регресс. Во многом именно этим была инициирована критическая дискуссия о значении, когда У Куайн провозгласил отказ от этого понятия, указывая на отсутствие критериев его определения. В рамках натуралистского подхода он заменяет термин «значение» термином «значение раздражения». Чтобы узнать нечто о значении языкового выражения, нужно пронаблюдать, какое поведение членов языкового сообщества вызывают сенсорные восприятия соответствующего высказывания. Однако даже этот бихевиористский подход не придает, согласно Куайну, особой адекватности нашему пониманию значения высказываний, из чего следует его известный тезис о неопределенности перевода. Содержащаяся в концепции Куайна большая доза скептицизма побудила других участников дискуссии более ясно сформулировать свои позиции.
Главный вопрос, вокруг которого разворачиваются современные споры, звучит так: какую форму должна иметь теория значения для естественного языка? Согласно схеме П. Грайса (Grice P. Studies in the Way of Words. Cambridge, 1989. P. 213), теорию значения для некоторого языка следует строить следующими шагами. Она должна: сформулировать высказывания о поведении членов языкового сообщества; заменить психологическую теорию о пропозициональных установках членов этой группы; учесть субъективные значения высказываний; концептуализировать конвенциональные значения высказываний и, наконец, построить «рекурсивную семантику» данного языка. Рекурсивная семантика — это теория порождающей речи, показывающая, что речь состоит из циклов, включающих такие подзадачи, как добавление, удаление и переупорядочение (см.: Демъянков В.З. Продуцирование, или Порождение речи // Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996. С. 129—134).
Основные точки зрения располагаются при этом между двумя полюсами: на одном — референциальная, или менталистская, а на другом — натуралистическая, или экстерналистская, семантика. Большинство авторов отстаивает их объединение в той или иной пропорции. Едва ли не наиболее влиятельны позиции Д. Дэвидсона и М. Даммета. Оба связывают понятие значения с понятиями истины или верификации. Центральным в их теориях являются принципы контекстуальное™ и композиционности. Первый берет истоки в концепции Г. Фреге и предполагает, что слова получают значение только в рамках предложений, а вне их никаким независимым значением не обладают. Согласно второму, значение сложных выражений складывается из значений выражений простых и правил построения сложных выражений из простых. Теория значения для естественного языка должна быть «рекурсивной» (Дэвидсон) или «систематической» (Даммит) и показывать, как можно на основе конечного множества выражений и правил конструировать и понимать бесконечное множество высказываний. Аргумент для использования данных принципов основывается для обоих авторов на факте реального функционирования языка и того, что носители языка в состоянии использоватьипониматьтакиевысказывания, которые до того никогда не слышали. Соображения Дэвидсона по поводу теории значения вытекают из теории истины Тарского и работ Куайна. Он использует так называемую «Т-теорему» (от «truth» — истина), имеющую форму «S есть Г, если и только если Р». При этом правая часть теоремы содержит условия истинности, которые являются значением левой части. Так, «Т-теорема» типа «Предложение "снег бел" истинно тогда и только тогда, когда снег действительно бел» понимается Девидсоном как эмпирическая гипотеза, которая должна быть проверена. В этом контексте он развивает свою теорию радикальной интерпретации (см.: Davidson D. Inquiries into Truth and Interpretation. Oxford, 1984. P. 125—140).
Даммит полагает, что продвинулся значительно дальше Дэвидсона, теорию которого он называет просто «теорией перевода» или «скромной теорией значения», поскольку она говорит нечто о значении высказываний только тем, кто их уже понимает (см.: Dummett M. The Seas of Language. Oxford, 1993. P. 101). Успешная теория значения должна быть в состоянии реконструировать знание говорящего, который понимает высказывания. Однако осмысленно говорить о данном знании можно только тогда, когда оно себя проявляет («манифестирует») в употреблении языка.
Даммит формулирует «требование манифестации», которое имеет далеко идущие следствия для разрабатываемого им понятия истины. Поскольку о большом количестве предложений мы не можем знать, истинны они или нет, но при этом их понимаем, Даммит отграничивает понимание языковых выражений от условий их истинности и использует вместо них понятия верификации, или оправдания. Его вариант теории значения восходит к Фреге; он выделяет четыре ее компоненты: теория референции, теория смысла, теория силы, теория тона или оттенка (см.: Dummett M. The Logical Basis of Metaphysics. Cambridge, 1991. P. 148). Однако возможность построения общей теории значения для естественных языков остается под вопросом. Ведь языковое понимание связано с дополнительными предпосылками, которые такой теорией не учитываются и потому должны обсуждаться в рамках общего герменевтического исследования.
Сложности, связанные с понятием значения, побуждают многих теоретиков ограничиться дискуссиями о референции языковых выражений, в частности имен. X. Патнэм (Putnam H. The Meaning of // Putnam H. Mind, Language and Reality. Cambridge, 1975), С. Крипке (Kripke S. Name und Notwendigkeit. Fft./M., 1982) развивают так называемые «каузальные» теории референции, суть которых состоит в понимании языковых выражений с помощью внешних факторов — природного окружения или языкового сообщества. Новейшие натуралистические теории предлагают ответ на вопрос о значении языковых выражений, или ментальных репрезентаций, на основе естественнонаучной картины мира. В подходах Р. Милликен (Millikan R. Language, Thought and Other Biological Categories. Cambridge, 1984) или Д. Папино (Papineau D. Philosophical Naturalism. Cambridge, 1993) привлекаются, напр., эволюционистские гипотезы, на основе которых проблема значения выражений обсуждается с точки зрения биологических «целей» символической деятельности.
Итак, значение — это свойство не просто языка, но конкретного текста, да и то не самого по себе, а включенного в процесс понимания, т.е. в знаковую деятельность и коммуникацию, и в отношения с внешним окружением. Тогда текст является в такой же степени условием понимания и существования значения, как и процесс понимания — условием существования текста как такового. Авторы, пишущие о процессе понимания в целом, обычно отличают его (как стихийный, непосредственный и даже бессознательный акт) от интерпретации (как рефлексивно-теоретической процедуры). Одновременно выделяются пять типов понимания в соответствии с его объектами: 1) людьми, 2) действиями, 3) артефактами и функциональными системами, 4) знаковыми системами, 5) правилами и институтами (см.: Scholz O.R. Verstehen // Enzyklopadie Philosophie / hrsg. von H.J. Sandkiihler. Hamburg, 1999). Каждому из них, по-видимому, соответствуют разные науки, которые исследуют и практикуют понимание и выделяют смысл и значение особым образом. Казалось бы, понимание текста представляет собой в таком случае лишь один из пяти типов понимания вообще. Однако если мы вспомним, что социально-гуманитарные науки всегда имеют дело с текстом и его пониманием, то картина будет несколько иной. Напр., лингвисту важно, к каким выводам в состоянии прийти читатель текста, поскольку текст рассматривается как объективная данность, содержащая набор значений (тип 4). Психолог же пытается понять, к каким выводам читатель фактически приходит, какие субъективные состояния сознания у него возникают в связи с чтением текста, т.е. как изменяется субъект (тип 1). В отличие от этого, социология фокусируется на понимании того, как в тексте явно или неявно находят выражение социальные правила и институты (тип 5). Экономика, теория деятельности, теория вероятности, теория принятия решений и пр. направлены на понимание человеческой деятельности, в том числе того, как она фиксируется и проявляется в тексте и его производстве (тип 2). И только философ проблематизирует всю систему отношений «читатель—текст— значение—языковая деятельность—контекст».
Понимание текста как предмет эпистемологического анализа включает в таком случае все другие типы понимания. За текстом проглядывает личность и биография автора, стиль и манера письма, культурные реалии эпохи, социальные системы. Именно тогда понимание становится подлинной проблемой, не имеющей однозначного решения и порождающей массу риторических вопросов. Содержит ли текст значение сам по себе? Если нет, то привносится ли оно в текст читателем? Но чего стоит это значение, если оно понятно лишь данному читателю? Или текст наполняется значениями и смыслами благодаря культурному окружению? Но не является ли тогда различие культур и языков непреодолимой преградой для понимания? Стоит ли вообще рассматривать понимание как мыслительную процедуру? Быть может, «понять» значит «уметь станцевать», или «улыбнуться в ответ», или вообще «ужаснуться бездонности смысла»?
И.Т. Касавин
